Балерина, горняк, врачеватель

Дерево - как памятник? А почему нет? Во всём мире есть такие. В Израиле, например, растёт олива, которой более двух тысяч лет. Если бы сохранилась та яблоня, с которой на голову Ньютону упал спелый плод, и она была бы занесена в реестр живых памятников. Так же, как и старый раскидистый дуб, излечивший меланхолию князя Андрея Болконского.

Когда летом была объявлена программа "Деревья - как памятники живой природы", Кузбасс решил принять в ней участие. Среди поданных заявок были и сосенки, которые известны многим прокопчанам. Растут эти 11 деревьев кружком в Зенковском парке недалеко от стадиона. А посажены они были в августе 1945 года, оттого и зовутся победными. Символично, что сажали деревья дети блокадного Ленинграда как раз перед тем, как вернуться домой.

- Отлично помню тот день, хотя и было мне всего семь лет от роду, - делится Людмила Мысякина, в девичестве Эйсмунт, одна из участниц той давней акции. - Деревьев ровно 11 - по числу воспитателей нашего детского дома. А круг - это ленинградское блокадное кольцо.

И вот что интересно, у чрезмерно строгих педагогов и деревья выросли косенькими. А те, что посажены в знак любви и признательности - по два ствола из одного корня наростили.

- У нас была воспитатель, Мария Аникина, - продолжает Людмила Станиславовна. - Мы её звали тётя Мора, по-другому просто не выговаривали. Было ей тогда всего шестнадцать. Очень добрая. Репку нам приносила. Сладкую такую. Мы её сразу всю не съедали, а припрятывали и потом мерялись - у кого больше осталось.

Тётя Мора, Мария Скученкова, по сей день живёт в Зенково. Их, голодных и истощённых, на станцию Зенково привезли в октябре 1942 года. Маленькой Людочке шёл четвёртый год, но она помнит, как бесконечное множество дней добирались они до далёкой Сибири в "теплушках", на сене. Как множество запряжённых лошадьми подвод встречало их на станции. Как взрослые, завернув детей в зипуны, на руках переносили из вагонов на подводы: ни говорить, ни ходить от сильного истощения дети не могли.

- Нас разобрали по домам, остригли наголо и переодели, - продолжает Людмила Станиславовна.

Единственное, что было у них в избытке, это вши. Поэтому старую одежду тут же сжигали. Детей расселили в бараках, что стояли за 18-й школой, на месте нынешних пятиэтажек.

На казённое детство дочь "врагов народа" была обречена с рождения. Ни отца, ни матери не помнит. Их ленинградский детский дом так и назывался: специализированный, оттого что там подрастали такие, как она.

- Самый прекрасный новый год был у нас в 1945-м, - улыбается воспоминаниям женщина. - Девочкам подарили куклы, мальчикам - деревянные машинки. И ещё каждому - по необыкновенной венской булочке! Мы её ели, отщипывая микроскопические кусочки, стараясь продлить удовольствие.

И День Победы тоже запомнился многоголосьем гармошек, песен, смеха. И ещё завешенным чёрным платком окном в доме напротив: в этот день сюда пришла похоронка. Летом 1945-го детский дом стали расформировывать. Малышей отправили в другие дома, старших, пяти- семиклассников - в ремесленные училища, а ленинградцев - в родной город. Вот тогда-то, в память о себе и в благодарность сибирякам, которые так тепло встретили голодных ребятишек, они и посадили те сосёнки.

В "северной столице" она пошла в школу, в 54-м закончила хореографическое училище имени Вагановой. Но началась очередная чистка, и детей "врагов народа" отправили куда подальше, чтобы не задерживались в городе трёх революций.

- И я, вспомнив то тепло, которое мы здесь видели, решила, что уж если куда и возвращаться, то в Прокопьевск.

В краю угольных шахт хореографическое образование ей не пригодилось. А кроме того, во весь голос напомнила о себе блокада: с открытой формой туберкулёза девушка попала на больничную койку.

- Противотуберкулёзная больница находилась в Тупике, - вспоминает она юность. - С одной стороны железная дорога, с другой - автомобильная. Пыль и вонь, да в палатах по 15 человек.

После выписки надо было думать о хлебе насущном, и девушка решает переквалифицироваться из балерин в токари. Признаётся:

- Работу эту терпеть не могла. А что делать?

Работать пришла на "Коксовую". Там же получила корочки электрослесаря и экстерном закончила горный техникум. Кто-то заметил, что девушка прекрасно чертит, и её пригласили на ЦОФ "Коксовая" чертёжницей.

- Фабрика мокрого обогащения ещё только строилась, - продолжает моя собеседница, - а я пришла на пневматику. Шум, пыль, лязг.

Достаточно сказать, что лёгкими работами считались разбивка забученной печи и погрузка угля на машины: без ночных смен и пыли. На эти "легкие" работы переводились беременные женщины и кормящие матери. Может ещё и поэтому новую фабрику строили и монтировали очень быстро. Как говорит сама, работали, не деля сутки на день и ночь. В 1960-м ЦОФ запустили. Здесь наша героиня трудилась 42 года. Говорит о себе: "Я - счастливая" и гордится старшим внуком. Он занесён в энциклопедию "Одарённые дети России". Пережив страшный голод и победив туберкулёз, занялась лёгкой атлетикой. Закончила физкультурный техникум, увлекла спортом не только свою дочь, но и множество просто знакомых людей. Уже на пенсии, в Ленинграде прошла курс у мануального терапевта, бывшего военврача, который много лет жил в буддистском храме. Руками, без всяких лекарств, ставит на ноги детей и взрослых. А первой пациенткой была собственная дочь, когда у той случился паралич ног. Это, считает Людмила Станиславовна, тоже отголоски её блокадного детства. Так вот и получается: балерина, горняк, врачеватель. А ещё мама, бабушка. И просто женщина с интересной судьбой.

Елена Баева

Выпуск №:  44-2011 (02.11.2011)