Про пироги, какие немцы ели
Мать он потерял в 44-м, отца задушил силикоз в 46-м.
- Он на руднике Салаирском работал, - вспоминает Анатолий Ивкин. - А там знаете как: здесь шахтёры чёрные, а там - синие. Рудники цинковые, лёгкие превращают в гальку. Я в музее при руднике, ещё в царские времена созданном, видел.
Когда десятилетнего мальчика привезли в детский дом №3 (сейчас в этом здании школа-интернат №64), директор пристыдила взрослых: мол, у нас сироты, у кого родителей война забрала, а тут тётки, дядья, и в детдом сдавать мальчишку надумали. Так он поселился в семье своей тёти Матрёны. Её муж работал в отряде горноспасателей, семья жила по Клинической улице, в ведомственных бараках, что и по сей день стоят рядом с городским рынком.
- Помню, на том месте, где теперь драмтеатр, пленные немцы рыли котлован, - вспоминает Анатолий Семёнович. - Хоть и весна уже была, март месяц, но холодно. Немцы - худющие, у всех шапки их форменные под подбородком завязаны, ну, чистые фрицы.
Мальчишки, идя из школы, всегда с любопытством следили за строительными работами. Если у кого-то завалялись в кармане сухарь или пряник, делились с голодными строителями, жалели.
- Лагерь их находился на Тыргане, где был ПЗША, - продолжает мой собеседник. - Мы в тех местах картошку сажали. Их возили в открытых машинах, они жмутся друг к другу - холодно.
Когда пленных расконвоировали, они смогли относительно свободно передвигаться по городу, искали подработку за еду.
В то время помои лили прямо во дворах, и из нечистот за зиму вырастали огромные кучи. Окрестные пацаны играли в "царя горы" - кто дольше всех удержится на вершине скованной морозом помойки. С началом весны все жильцы по очереди кучи эти долбили ломиками, и машины ВГСЧ увозили нечистоты от своих ведомственных домов за город.
- И вот как-то отец (тётку я сразу стал звать мамой, а её мужа величать отцом начал гораздо позднее) поручает мне эту кучу долбить после школы, - рассказывает Анатолий Семёнович. - Я работаю, а мать наблюдает да похваливает.
В это время во двор вошли три немца. Один из них подошёл к мальчику и жестами предложил поработать за него. Тот отказался. Тогда на ломаном русском немец поинтересовался, как зовут и, переиначив имя по-своему, переспросил: "Анатоль?".
- Да нет, отвечаю, Толик. А он в ответ: "Значит, скоро будешь Анатоль". И сам представился - Йоган Ригель. Мать поняла, чего они просят, зовёт в ограду, - переходит рассказчик к кульминации своего повествования.
На стол на веранде женщина вынесла всякой снеди: и лук, и картошку, и чеснок, и пироги с горохом. Куда складывать всё это добро? У маленького Толи была сумка, с которой он приехал из Салаира, сшитая руками его родной матери. Вот в эту сумку все и упаковали.
Немцы спросили, как звать хозяйку. "Мотя? Матрона! Это святая!" Трижды поклонились они женщине и ушли. А мать заплакав, объяснила удивлённому Толе: они не фашисты. Это Гитлер их заставил воевать. Они-то не виноваты. Отцу решили ничего не рассказывать.
- И вернулся я кучу додалбливать, - улыбается мужчина. - А сам соображаю, что сглупил, предлагали же немцы подсобить.
Прошло несколько лет. Парень закончил семилетку, стал работать на шахте. В 1954-м его призвали в армию, в ГДР, в город Гарделеген. Часть стояла на берегу маленькой речки ("Как наша Абушка"), а напротив расположился животноводческий кооператив.
- И вот как-то до меня доходит слух, что один немец из кооператива ищет среди солдат прокопчан, - продолжает мужчина. - Однажды с товарищем пошли на речку постираться, он мне и показывает на противоположный берег: "Видишь, того, в плаще?".
Солдат перешёл речушку вброд, уже догадываясь: это должно быть кто-то из той троицы. С минуту немец и русский разглядывали друг друга молча. За десять лет оба изменились: один возмужал, другой вырос.
- Прокопьевск? - первым открыл рот Йоган.
- Я, я, - на чистом немецком подтвердил паренёк.
- Толик? - уточнил немец.
- Вот теперь я Анатоль, - поправил русский.
И они обнялись. Йоган расспросил про Матрёну, сказал, что его мама очень благодарна этой русской женщине, что спасла её сына, быть может, от голодной смерти.
- Анатоль, я должен вернуть тебе твою вещь, - спохватился Йоган. - Ту сумку, помнишь?
Они потом виделись ещё несколько раз. Анатолий узнал, что двое других пленников живы-здоровы, один живёт в ФРГ, другой - в ГДР. Иногда они встречаются. У всех - семьи, дети.
Последняя встреча состоялась по дороге на вокзал: служба закончилась.
- Йоган и его мама - я её увидел тогда в первый и последний раз - ждали на повороте, - завершает историю Анатолий Семёнович. - Я спрыгнул, подбежал к ним, женщина меня обняла и заплакала. Сказала: "Ты - хороший мальчик". Йоган тоже мне руку пожал и впервые прослезился. А я пропел ему песню на мотив марша "Прощание славянки", под который нас провожали: "Прощай, комрад, я уезжаю в родной Кузбасс. Тебя я не забуду, и ты меня не забывай".
Ещё года два через однополчан передавал Анатоль приветы Йогану и получал весточки от него. А потом и эта тонкая ниточка оборвалась.
- Недавно дочерям рассказал, они удивились: "Почему ты нам никогда не говорил? История-то интересная", - и добавил: - Пойдёмте на кухню, угощу вас пирогами, какие немцы ели. У меня жена отличные пироги печёт. По рецепту матери.
Елена Баева
Фото автора
Выпуск №: 19-2013 (08.05.2013)